13 вещей, о которых знают только врачи скорой помощи и которые могут спасти вашу жизнь

Врач скорой помощи написал о 6 вещах, из-за которых он потерял веру в человечество

Медицина — нелегкая профессия. Врачи много работают и имеют дело не только со сложными проблемами, но и с раздражающими, претенциозными и невежественными пациентами. И хотя быть врачом — благородная профессия, даже эта почетная группа устает от людей.

Интернет-пользователь по имени goodyoneshoes поделился своим опытом работы в отделении неотложной помощи и, по его словам, эта работа заставила его потерять веру в человечество.

Я не верю в человечество.

«..Для тех из вас, кто спрашивает, что произошло/почему/и т. д. Для моей речи не было особого повода, это всего навсего кульминация дерьма, с которым я столкнулся, когда начал работать в экстренной медицине в 2012 году.

1. Неотложная медицинская помощь существует не для того, чтобы дать вам то, что нужно, или то, что вы хотите. Неотложка создана не для обслуживания клиентов. Да, она может облегчить острую боль, определить, угрожает ли что либо вашей жизни, и вмешаться, если это так.

Если нет, извините, но вы должны самостоятельно обратиться к специалисту. Не появляйтесь, ожидая быстрого исправления всех ваших запущенных проблем.

2. То, что у вас «плохой день» или «вы чувствуете себя не очень хорошо», не дает вам права быть грубым, агрессивным и унижать персонал больницы. Мы люди, которые работали долго и упорно, чтобы получить «привилегию» помогать вам.

3. Люди делают гадости другим людям. Многие люди, которых мы спасаем, пострадали в результате злоупотреблений, нападений, изнасилований или других ужасов, которые люди навязывают друг другу. Дети и пожилые люди тоже не застрахованы от этого.

4. Большая часть моего дня тратится на обнаружение потенциальных скрытых мотивов людей и общение с лицами, ищущими наркотики. Это бесит больше, чем вы думаете.

5. Большинство людей априори не берут на себя ответственность за собственное здоровье и благополучие, и почему-то возлагают ее на здравоохранение. Но в большинстве случаев они могли помочь себе сами. Вы не поверите, сколько взрослых даже не пытались принять ибупрофен от боли в горле / при лихорадке и т. д., прежде чем отправиться в отделение неотложной помощи.

6. Люди жалуются, что им приходиться ждать, перед тем как они попадут на прием. Но это хороший знак, так как это означает, что вы не самый больной человек. И стоит переживать, если все бросятся к вам -это значит, что что-то действительно не так.

Люди плачут, качают права и не берут на себя ответственность за собственное здоровье и благополучие. Они злы друг к другу.

Также прекратите приезжать в больницу скорой помощи с единственной целью получить рецепт на наркотические средства — вы их не получите. Кроме того, я хотел бы добавить, что я никогда не веду себя злобно или грубо с людьми, которые приходят за помощью (потому что, знаете ли, профессионализм).

Я делаю все возможное, чтобы быть чутким и помочь тем, кто действительно в этом нуждается. Но мне все сложнее нацепить этот фасад. Как говорится — шоу должно продолжаться.

(Мне, вероятно, нужен отпуск)».

Многие пользователи поддержали этого человека:

«Я чувствую себя точно так же! Незнакомые пациенты, которые считают, что мы старались, чтобы причинить им боль … я сожалею о своем решении каждый день».

«Поздравляем, теперь вы официально доктор!»

«Принесите свои таланты и знания в ветеринарию! У нас гораздо более высокое соотношение пациентов, заслуживающих помощи;)»

«Я «выгорела», работая медсестрой в неотложке. Смените профиль, перейдите в педиатрию или онкологию, и измените свою перспективу. Удачи!»

А как вы думаете, стоит ли этому человеку работать в сфере медицины? Он прав в своем отношении к пациентам?

Понравилась статья? Поделитесь с друзьями на Facebook:

13 вещей, о которых знают только врачи скорой помощи и которые могут спасти вашу жизнь

Андрей Леонидович Звонков

Пока едет «Скорая». Рассказы, которые могут спасти вашу жизнь

ПОСВЯЩАЮ МОИМ КОЛЛЕГАМ И ДРУЗЬЯМ:

Владимиру Михайловичу Кудряшову, Владимиру Петрухину, Алексею Чижову, Вячеславу Бецису, Владимиру Лютровнику, Михаилу Тетерину, Тане Вольновой, Елене Харламовой, Олегу Фукину, Ольге Котовой, Маргарите Залдастановой, Светлане Гайковой, Виктории Черушевой, Володе Шевченко, Виктору Комалухину, Володе Лысикову и Вилене Гуровой.

УШЕДШИМ ИЗ ЖИЗНИ ВРАЧАМ И ФЕЛЬДШЕРАМ:

Льву Осташевскому, Павлу Горячеву, Александру Войцеховскому, Игорю Мокроусову, Евгению Сабелю, Сергею Абрамову, Вите Червякову, Володе Лёвину – и всем, кто оставил добрый след в сердце…

Тамаре Виркунен и Ольге Копыловой, буквально заставившим меня взяться за этот сборник, а также всем, кто помогал мне при работе над книгой: Марине Кононенко и Светлане Левиной, Ксении Шестаковой и Алле Рудак.

Врачи нередко становятся литераторами – близость этих профессий безусловна. А уж в русской словесности врач-писатель – это едва ли не традиция. Сразу же возникают в памяти многие славные имена: доктор Даль, доктор Чехов, Вересаев, Елиатьевский. Список этот можно легко умножить.

Как мы видим, у Андрея Звонкова много весьма достойных предшественников, и Звонкову есть на кого равняться. Такие коллеги и вдохновляют, и одновременно обязывают.

Есть, однако, существенное отличие любой истории, изложенной автором, от привычной для нас формы рассказа. Истории эти, помимо сюжета, имеют прямое назначение – помочь и врачу, и пациенту принять в драматической ситуации быстрое точное решение.

Поэтому книга Андрея Звонкова не только поможет с большим интересом провести наше свободное время, но и, несомненно, окажется важной и чрезвычайно полезной советчицей – в этом ее неоспоримое и благородное достоинство.

Желаю всем сердцем нашему автору, чтобы обе сферы его повседневной деятельности естественно и органично обогащали одна другую.

Надеюсь, читатели его книги присоединятся к этим словам.

Вы спросите – какая проблема? В чем проблема? Многих это слово пугает. Никому не хочется проблем.

Я больше десяти лет проработал на скорой помощи. Конечно, случалось, когда мы не успевали и люди погибали. Иногда это было уже предопределено, иногда решающим оказывалось время доезда. И действительно, минут на пять бы пораньше – и кто знает, может, у пострадавшего или больного был бы шанс выжить. А ведь частенько случалось и так, что человек нуждался в помощи, и рядом было немало людей, способных ее оказать, и сама по себе она ничего сложного не представляла, но никто не знал, что делать и чем помочь. И в результате – печальный итог. Если не винили нас, то чаще всего родственники больных или очевидцы задавались вопросом: «Откуда мы могли знать, что делать? Ах, если бы мы знали, как можно помочь?!»[2] Обсуждая подобные ситуации с коллегами, всякий раз мы сходились на том, что, конечно, необходимо научить людей грамотно оказывать элементарную помощь при несчастном случае. Но как это сделать? Насильно ведь не заставишь.

Собственно, проблема в том, чтобы, увидев беду, принять решение и приступить к спасению человека, не испугаться. Ибо на страх и нерешительность времени нет.

Очевидно, что если у попавшего в трудную ситуацию и есть шанс выжить, то он только в руках свидетелей или участников происшествия: родных, друзей или случайных прохожих.

Однажды меня попросили: «Научите, расскажите и объясните, что можно сделать до приезда скорой помощи? Ведь есть же какие-то несложные приемы и правила оказания помощи?» Действительно. В некоторых ситуациях помочь несложно, нужно только знать как.

Существует немало стандартов и алгоритмов, учебников, методичек для спасателей и инструкций по спасению. Но, как показывает статистика, проблемы это не решает. Потому что нужно, чтобы как минимум каждый второй житель, взрослый или уже в сознательном возрасте, знал приемы оказания помощи, понимал серьезность ситуации и умел спасать хотя бы теоретически. А главное – хотел помочь! Но пока в школе этому, к сожалению, не учат[3]. Поэтому думаю, что очередной «учебник» из серии «Помоги себе сам» – плохая идея. Такие книги мало кто читает, а уж запоминает прочитанное еще меньшее число людей. Не хватает эмоций, ощущения реальности. Ведь чем сильнее переживания, которые вызывает получаемая информация, тем лучше она запоминается[4].

Так я решил написать художественную книгу. Сборник рассказов, где главным героем будет выпускник или выпускница медицинского училища – будущий фельдшер скорой помощи. Вроде бы уже медик, но еще не профессионал. Вроде бы что-то знает, но еще ничего толком не умеет делать. Таким был и я, и мои одноклассники из медицинского училища в далеком 1979 году. Не возьмусь судить обо всех выпускниках, попадающих на «03», но я и мои друзья оказались заворожены такой работой. Ничего другого нам было не нужно. Многие мои коллеги не смогли перебороть эту страсть до сих пор.

Сейчас вы держите в руках книгу. Хотите, читайте ее как художественную, хотите, изучайте[5]. Для поклонников медицинских историй тут – несколько месяцев из практики девушки Тани, а для тех, кто хочет знать, как спасать, – руководство по неотложной доврачебной помощи. То есть некоторые ответы на главный вопрос: «ЧТО ДЕЛАТЬ ДО ПРИЕЗДА СКОРОЙ ПОМОЩИ?»

В рассказах два основных, можно сказать – два главных героя: стажер, студентка медицинского училища, или, как сейчас называют на иностранный манер, колледжа, Таня Савина и фельдшер скорой помощи Александр Ерофеев.

Кроме них, в историях, конечно, участвуют водители, больные, их родственники, случайные свидетели, сотрудники скорой помощи и родные Тани. Описывать героев в рассказах мне не позволял их изначальный журнально-газетный формат, поэтому я вас познакомлю с ними так, как это обычно делается в пьесах.

Таня Савина – 21 год, рост чуть ниже среднего, волосы темно-каштановые, вьющиеся, глаза серые. Она не любит ярко краситься, духи предпочитает с ароматом ландыша, сирени или разнотравья. В медучилище поступила потому, что не была уверена в выборе профессии и решила получить среднее образование, чтобы иметь возможность, если не понравится медицина, заняться чем-то иным. Все-таки оставить практику фельдшера или медсестры не так жалко, как бросить работу врача после семи лет учебы. Из семьи инженера-нефтяника, одного из менеджеров добывающей компании. Воспитана в скромности. Очень не любит просить у родителей деньги. Предпочитает сама зарабатывать их на свои нужды. Поэтому в период учебы работала продавцом в кафе быстрого питания, санитаркой в больнице на втором и третьем курсах. Подруг немного, все еще с детсадовского возраста. Осторожна при выборе друзей. Хоть и не толстая, однако следит за фигурой. Считает, что она слишком маленького роста и каждый лишний килограмм ее портит. Она считает себя жуткой трусихой. Из положительных качеств – исполнительна и старательна. Всегда доводит начатое дело до завершения. Любит учиться.

Проблема сохранения человеческой жизни в первые минуты после происшествия, до появления медиков, была, есть и будет, наверное, всегда. И попытаться решить ее может только очевидец и участник событий. (Здесь и далее примеч. авт.)

Когда мы появлялись достаточно быстро, но времени все равно не хватало.

Во времена СССР на занятиях по начальной военной подготовке давался краткий курс оказания первой помощи, который включал наложение жгутов, повязок и правила сердечно-легочной реанимации.

В этом преимущество практики перед лекциями и занятиями в аудитории.

В конце каждого рассказа есть разбор ситуации, тактики, причин и способов оказания помощи, а для тех, кто не хочет вникать в биологические и медицинские тонкости, приведен алгоритм оценки тяжести ситуации и поведения.

Не для слабонервных: рассказ одного фельдшера «скорой помощи»

Читайте также:

Откровения акушерки из Приморья: знания не для слабонервных

Его зовут Максим Кошкин, и он фельдшер бригады «скорой помощи» во Владивостоке. Горожане часто недовольны нашей медициной, мол, едут долго, лечат плохо. Но не стоит судить так строго, поверьте, то, что творится там, «внутри», требует стальных нервов, отменных умений и профессионализма. Кошкин рассказал DEITA.RU об изнанке работы в “скорой”, то, о чем обычно не говорят. То, от чего порой стынет кровь. Смотрите сами.

Как давно вы работаете в «скорой помощи»?

Я устраивался санитаром на «скорую» еще в 2013 году. Потом получил сертификат медбрата, потом фельдшера. На данный момент закончил медуниверситет и поступил в ординатуру по «скорой помощи».

Сколько примерно вызовов за смену вы принимаете?

У одной бригады «скорой помощи» от 20 вызовов. У нас установили норму – 16 вызовов. Ее нужно выполнять, но все перевыполняют. Максимум у меня было 28 вызовов за смену. Когда столько вызовов, из них 5-6 безрезультатные, то есть приезжаешь, а человека нет на месте. Иногда прохожие вызывают кому-нибудь, приезжаем, а человека там уже нет, он ушел. Бывает просто не открывают, засыпают или еще что-то.

Бывают случаи, когда вызывают по пустякам?

Да, таких случаев полно. Собственно, таких вызовов у линейной бригады «скорой помощи» процентов 90. Без шуток.

Есть бригады специализированные, реанимационные, бригады интенсивной терапии. Они реже попадают на такие вызовы. А линейные бригады – частенько.

Бабушки некоторые, дедушки в силу своего возраста или заболеваний мозга, например, прогрессирующей энцефалопатии, вызывают «скорую», мы приезжаем, и они начинают рассказывать истории, как они работали, как у них все в жизни было устроено, какие все плохие, и вот мы таблетку даем и уезжаем. Я на таких людей не злюсь, потому что не известно, какие мы в старости будем.

По какому принципу проходит оказание помощи?

У нас есть четкий регламент. Мы приезжаем, оцениваем ситуацию. В наши задачи входит купировать неотложное или экстренное состояние. Экстренное – это с угрозой для жизни, неотложное – это с угрозой для здоровья. Вызовы по этому же принципу и классифицируются, когда человек вызывает «скорую». И по закону на неотложный можно ехать 2 часа, на экстренный – не более 20 минут.

Некоторые специально говорят: «У меня болит сердце». Приезжаешь, а там давление подскочило, собака укусила. То есть говорят так, чтобы быстрее приехали.

Молодые очень часто вызывают из-за необразованности или недостатка жизненного опыта. С температурой 37,5, допустим, или кошка укусила. А один из самых абсурдных случаев был – катышки в пупке. Приезжаем, а нам девушка:

– Я беременна, 4 недели, у меня выделения из пупка.

– Девушка, это катышки, – говорим.

– А что, этим не «скорая» занимается? – с удивлением спрашивает у нас.

– А что с этим делать?

– Мыться, чистить пупок, – отвечаем.

Ох, она начала кричать: «Что вы себе позволяете?! Вон из моей квартиры!» Мы и ушли.

Еще бывают забавные жалобы, которые человек озвучивает при звонке в «скорую». Недавно буквально было: «Бомж сильно кашляет». По факту: бомж сидел в подъезде и громко кашлял, чем мешал соседке за стеной. Она вызвала, чтобы мы его забрали. Еще было: «Расстроился». В общем, такие случаи бывают, что приезжаешь и не знаешь, то ли плакать, то ли смеяться.

Каков процент тяжелых случаев среди вызовов?

Всегда по-разному, но бывало просто, что у меня две смены подряд по клинической смерти на каждую или жизнеугрожающие состояния.

Как проявляется клиническая смерть?

Это краткий период, в среднем 3-5 минут, между жизнью и окончательны умиранием мозга. Если визуально, то человек без движений, ни на что не реагирует, нет дыхания, нет сознания, нет кровообращения. Если это прям при тебе произошло, то у тебя есть 3-5 минут, чтобы его спасти, но жизнь сложная штука, а то, чем мы обладаем, и то, что мы умеем, – это капелька в море. Даже у опытного врача спросите, у которого 10-20 лет работы, он скажет, что это пан или пропал.

По человеку внешне ты не скажешь, прошло 3-5 минут с момента смерти, когда можно что-то сделать, или 10-15, когда уже ничего не сделаешь.

А какие признаки у биологической смерти?

Самое первое – это трупное высыхание. Кайма губ сухая, склера сухая, окоченение, потом стадия гипостаза – и по нарастающей.

Когда приезжаешь, по человеку уже можно иногда сказать, что это труп. Те, кто уже давно работает, видят это. То есть живой так выглядеть не может: он не может быть такого цвета, такой формы, температуры. Наша задача какая: мы когда приезжаем и видим человека без сознания, без признаков дыхания и кровообращения и без признаков биологической смерти, то с этой секунды для нас наступила клиническая смерть и с этой секунды мы отсчитываем время начала реанимационных действий. По регламенту человека необходимо «качать» полчаса: выполняется непрямой массаж сердца, искусственное дыхание, осуществляется медикаментозная поддержка, дефибрилляция (если требуется).

Помните ли вы первые случаи смерти в вашей практике?

Помню. Мы приехали с доктором, человек еще был жив. Но, как доктор сказал: «Сейчас начнется». Я говорю: «Начнется что?» Он говорит: «Умирать сейчас начнет». Почему? «На лицо, – говорит, – посмотри». А у тех, кто вот-вот умрет, такой специфический оттенок лица становится – землисто-темно-синий. Доктор оказался прав. Человек захрипел, глаза закрылись, пульс исчез, дыхание прекратилось. Мы стащили его на пол, приступили к реанимационным мероприятиям, все провели четко, заинтубировали (то есть в трахею ввели трубку через рот, чтобы можно было дышать, не запуская воздух в желудок), все было тщетно. Потом узнавали, причиной было вроде бы расслоение аневризмы аорты – такое состояние, при котором летальность 90 процентов.

Люди перед смертью что-нибудь говорят?

Смерть бывает разная по длительности. Есть терминальное состояние – агония, предагония и так далее; при нем человек умирает медленно. У него угасает сознание, он уже ничего не чувствоует, ничего не знает, ничего не слышит. Он просто хватает воздух ртом, как рыба. Глаза открыты и уставлены в пустоту. Мозг уже на минимуме кислородного питания, и человек постепенно умирает. Это часто наблюдается при терминальных стадиях раковых заболеваний.

А бывает человек умирает резко. Вот он жив – раз! – и умер. Очень часто, кстати, они говорят, что хотят в туалет по-большому. Честно говоря, я не углублялся в физиологию этого явления, но, как говорил один знакомый доктор: перед богом очищаются. В общем, если человек, еще пока живой, говорит, что хочет по-большому в туалет, сразу хватайся за укладку.

Какие особенно ужасные или из ряда вон выходящие ситуации происходили на вашей практике?

Давно, еще на заре моей карьеры, был случай. В одной двухкомнатной квартире Владивостока женщина лет 70 упала между диваном и стеной и сломала себе шейку бедра, может даже обе – давно это было. В общем, она лежала в этом промежутке между диваном и стеной без движения недели 2. Все это время она ходила под себя. А в другой комнате сидел ополоумевший дед, который не реагировал на запах разложения. Соседи вызвали «скорую» из-за запаха. Мы приехали, а женщина все еще живая. Полусгнившая, с обилием личинок внутри, потому как это было лето, еще было тепло. Те места, где тело соприкасалось с полом и стеной, были наполнены личинками, опарышами. Плюс, обилие фекалий. Пахло просто жутко. Тогда мне доктор сказал: «Давай. Боевое крещение. Не стошнит ли тебя от запахов». Не стошнило. Но было очень противно, конечно.

Мы привезли эту женщину в отделение реанимации, потому как жизненные показатели там уже оставляли желать лучшего.

Каково видеть, когда дети тяжело болеют?

На моей практике умирающих детей не было и, надеюсь, не будет. Я взрослый врач. Знаю, что в своей сфере делать, теоритически знаю, как их реанимировать, но никогда этим не занимался и, повторюсь, надеюсь, что не придется. Изучал все по учебникам да по манекенам.

Бывало, что у ребенка тяжело протекало ОРВИ. Мама за помощью не обращалась. Ребенок начал задыхаться, она вызвала «скорую», мы приезжаем, а там ребенок уже беленький с синенькими губками, и неровен час что-то плохое произойдет. Ребенка в охапку, говорим маме его собираться, а она ни в какую не хотела ехать в больницу. Пришлось задействовать психологические приемы. В итоге, цоканье, закатывание глаз, пошла собираться. Мы сидели в машине с ребенком и ждали минут 20, барабанили в дверь, звонили. Отвезли все-таки ребенка и спасли.

Возраст имеет значение? Относятся с недоверием, если видят, что приехал молодой врач?

Сейчас я уже не выгляжу как молодой. А вообще да. Ну как, чаще всего говорят: «Ой, такие молодые, а уже на «скорой», молодцы». Бывает с недоверием относятся, с прищуром таким: «А что это он там такое советует? Он сам-то недавно университет закончил». Зачастую у доктора этого за плечами уже столько эпических случаев, такой опыт. Я делаю свою работу и делаю, смотри на меня как хочешь/

Хватает ли в городе бригад «скорой помощи»?

Конечно, не хватает. Когда я пришел, было 40-45 бригад. Этого сполна хватало. По идее, должна быть одна бригада на 10 тысяч населения. Во Владивостоке сейчас, допустим, 600 тысяч человек. То есть, в идеале, 60 бригад должно быть. А на данный момент их где-то 18-19. Бывает, что 22 выходят. Из них вычеркиваем 1-2 бригады реанимации, 1 интенсивной терапии. Поэтому не успевают. Ведь среди всего этого вороха «поцарапались/ першит в горле» есть люди, которые реально ждут, где счет идет на секунды.

Друзья, знакомые и родственники часто просят о «консультации»? Не раздражает?

Постоянно. Раньше нравилось, типа я такой важный, ко мне обращаются. Сейчас это раздражает сильно, потому что обращаются по всякой фигне. Как-то разбудили посреди ночи: вилку в ногу воткнули, что делать? Я говорю: «Вытащить». «А дальше что?» Я говорю: «Подуть на ранку, поцеловать в лобик, угостить какао». Попросил прислать фотку. Прислали, а там под кожу вилка чуть-чуть одним зубцом зашла. Говорю: «Обработайте просто, пластырем заклейте». В основном, вот с такими случаями обращаются.

Давно гуляют шутки про то, как мужчины драматизируют на тему собственного здоровья. Насколько это так?

Это зависит не столько от пола, сколько от личности, наверное, или от менталитета. Давно замечено, что люди восточных национальностей прям «страдают» при температуре 36,9. Причем и женщины, и мужчины. Я никакого негатива к ним не испытываю, просто замечена такая тенденция.

Один из курьезные случаев был: ушиб палец на руке. На вопрос: «А что от «скорой» надо?», отвечают, что не знают. Хотел, может, чтобы мы подули на палец, не знаю.

Еще есть такая «тема» у людей – «скорая»-такси. Я водителю в таких случаях говорю, что можно «шашечки» приделывать на машину, врубать мигалку и ехать. Потому что приезжаем, человек сидит на сумках, с вещами собранными, с вопросительным взглядом, говорит: «В больницу хочу». У него простуда, говорит, не может вылечить никак, хочет в инфекционную больницу поехать. Ну мы ему и говорим: «Поезжай». Дальше – волна возмущения: «Как?! Вы обязаны! Вы должны!» Сколько раз уже говорил людям: если нет жизнеугрожающих состояний, если у тебя температурка (не берем во внимание детей и лиц, у которых это критично, например, стариков или беременных), доставкой тела из точки «А» в точку «Б» занимается такси, а не «скорая». В любом приемном отделении человека примут и окажут помощь. Берешь полис, паспорт и едешь.

Что делаете, если пациент «сложный» в психологическом плане?

Бывает, бригады состоят из девушек, которые особо не ругаются, не ворчат, ведут себя спокойно. При мне если пациент начинает «ломаться» и это мужчина, намекаю на то, что надо бы собрать волю в кулак. Если не хочет ехать в больницу, а надо, говорю, чтобы ставили отметку, что он может умереть. Обычно после такого все соглашаются поехать в больницу.

Если же там прям психиатрическое заболевание, если человек опасен, вызывается специализированная бригада психиатров. Они приезжают, крутят человека и увозят. Бывает, они мирные. У меня, например, была бабушка, которая утверждала, что она зеленая. Как лягушка. Приехала психбригада, бабушку спокойно под руки сопроводили и так же спокойненько увезли. Дальше – психушка, потому что это шизофрения.

Бывало, что человек с подтвержденной шизофренией, лежал и утверждал, что он приклеился к полу. Я его приподнял за плечо, он сказал: «Спасибо, доктор, вы меня отклеили».

Вы говорите, что в бригаде спокойные, адекватные девушки. Как тогда и почему они становятся такими нервными и ворчливыми, теми, кого мы частенько видим в поликлиниках или даже при вызове «скорой»?

Это называется «профдеформация». Бывает так, что обстоятельства оказываются сильнее, чем дух людей. Они их «ломают». И делает их такими – нервными, злыми, полными неожиданностей и так далее – работа. Есть люди сильные духом. Их ничто не «ломает», от них все это отлетает. И со временем человек сильный духом может превратиться в человека слабого духом. Все ведь зависит от того, чем человек живет, как он живет, есть ли у него рядом любящий и поддерживающий его человек, родители. От этого формируется личность.

Вы столько всего повидали уже. Есть ли у вас страхи?

Есть страх, что придется реанимировать ребенка. Конечно, при таком раскладе я отодвину страх подальше и буду делать свою работу, но потом я буду бояться. Бывает такое, что после жесткого случая, ты сначала чувствуешь себя как супермен, а потом садишься, и у тебя колени дрожат. Все дрожит. Ты в спокойствии, в здравии, просто тебя трясет. Потом это проходит. Я это списываю на физиологическую реакцию на стресс.

Андрей Звонков – Пока едет «Скорая». Рассказы, которые могут спасти вашу жизнь

Андрей Звонков – Пока едет «Скорая». Рассказы, которые могут спасти вашу жизнь краткое содержание

Пока едет «Скорая». Рассказы, которые могут спасти вашу жизнь читать онлайн бесплатно

Андрей Леонидович Звонков

Пока едет «Скорая». Рассказы, которые могут спасти вашу жизнь

ПОСВЯЩАЮ МОИМ КОЛЛЕГАМ И ДРУЗЬЯМ:

УШЕДШИМ ИЗ ЖИЗНИ ВРАЧАМ И ФЕЛЬДШЕРАМ:

Надеюсь, читатели его книги присоединятся к этим словам.

Леонид Зорин, русский писатель, драматург, сценарист, автор пьесы «Покровские ворота», Май 2015

Вы спросите – какая проблема? В чем проблема? Многих это слово пугает. Никому не хочется проблем.

Мама Тани (около 40 лет) – опытный бухгалтер-аудитор, ведет около десятка малых фирм. Бывает дома, когда нет необходимости ехать в налоговую или работать в офисе компании. Воспитанием дочерей занимается, но, учитывая их возраст, неагрессивно. Вообще в семье царит дружеская атмосфера.

Младшая сестра Тани – Вика (13–14 лет). Единственный источник хаоса и бунта в семье. Школьница. Трудный подросток. Уже в 13 лет переросла маму и старшую сестру на полголовы, но слушается старших. Себя считает красавицей, а Таню, когда злится, называет «страшная сестра». Родных любит, хотя предпочитает этого не афишировать. Из школьных предметов ненавидит математику, географию и историю, равнодушна к физике и химии, при этом обожает биологию и литературу. А также обществознание и иностранный язык. Английский ей дается легко. Планирует стать журналистом или переводчиком. Обожает тяжелый рок, джаз и фолк-рок. Терпеть не может любых фанатов, а представителей всех субкультур считает придурками. Обо всем имеет собственное мнение, часто не совпадающее с общепринятым. Находится в состоянии конфликта с окружающим миром взрослых. «Вы все дураки! И ничего не понимаете в жизни!» – этот лозунг она не произносит, но он ясно читается в ее взгляде и интонациях.

Исповедь профессионала: врач скорой помощи — о том, сколько жизней можно спасти за сутки и за что бьют медиков

Олег (имя изменено) десять лет работает фельдшером бригады скорой помощи. Говорит, что в медицину пошёл потому, что это востребованная профессия. Он поверил обещаниям о стабильности и росте зарплат. С 2009 года изменилось многое, работы и ответственности прибавилось. Доктор рассказал “Клопс”, почему врачи скорой не могут отмахнуться от самой пустяковой причины вызова, как медиков бьют и запирают в ванной, и о том, сколько жизней бригада может спасти за сутки.

Не все выдерживают груз ответственности

Подумывать о том, чтобы пойти работать на скорую, я начал, ещё когда был студентом. Слышал рассказы старших коллег. Нравились байки, которые они травили, и ореол геройства. Вытаскивать с того света — что может быть круче? Так в эту профессию приходят многие, а дальше выходит забавно. Примерно треть, не выдержав груза ответственности и риска, сдаётся. Они устраиваются в поликлиники, больницы, но поработав там год-другой, порой возвращаются обратно. Надоедает размеренный день, рутина. Не хватает драйва, который есть на скорой.

Я никуда не уходил. Отучившись четыре года, сразу устроился на скорую, в бригаду под начало фельдшера. Для того чтобы работать самостоятельно, надо дополнительно пройти обучение и получить сертификат. Курсы длятся три-четыре месяца без отрыва от производства. Нагрузка серьёзная, а зарплата совсем небольшая.

Востребованная профессия

Сейчас выпускник медицинского вуза получает 20 000 в месяц, зато у него есть перспективы. Получив специализацию, сдав экзамены на категорию, он может увеличить свой доход. Дальше идут надбавки за стаж, за дополнительную нагрузку.

Все, кто в профессии не один год, неплохо получают. Мы не жалуемся. Чувствуем, что руководство в нас заинтересовано. Специалистов на скорой не хватает, и с годами дефицит только растёт. За десять лет Калининград разросся, построены целые микрорайоны. А бригад за это время добавилось от силы три-четыре.

Сколько весит оранжевый ящик

Я работаю на ставку, в режиме сутки через трое. Мой день начинается 8:30 с проверки медицинской укладки — это такой десятикилограммовый оранжевый ящик, который вы видите в руках врача, когда он приезжает на вызов. Смотрю, заряжен ли дефибриллятор, работает ли кардиограф, в достатке ли перчаток и шприцев. Примерно в 8:55 я уже в машине и готов принимать вызов.

Сигнал приходит от диспетчерской либо по рации, либо по планшету. За сутки нам поступает до 25 вызовов, а то и больше. В основном с жалобами на высокое давление, проблемы с сердцем и сильные боли в животе.

В пробках пропускают не всегда

Частенько приходится добираться по пробкам — пропускают не всегда. Наверное, думают, что сирену и мигалки мы включаем в своих целях. Задержки в пути случаются из-за ремонта дорог, перекрытий. Нас очень ждут, потому, когда приезжаешь, вываливают всё своё недовольство. Упрёками не ограничиваются — иногда и с кулаками бросаются.

Доктор без защиты

Медики никак не защищены, даже на законодательном уровне. Те, кто привык распускать руки, прекрасно об этом знают. Они порой вызывают скорую, чтобы поприкалываться. Сколько раз наших фельдшеров уже избивали, запирали в ванной.

Ситуации разные. Пациент может быть агрессивным. Сам истекает кровью, а на врача кидается. Как такому помогать? Ну, находишь общий язык в процессе. Хорошо, если родственники помогут, поддержат.

Люди адекватно не оценивают своё состояние в критических ситуациях. Однажды мы ехали к мужчине, который пожаловался на головную боль, а оказалось, что у него серьёзная черепно-мозговая травма.

Раньше большинство бригад состояло из трёх человек — теперь это редкость. В основном одна хрупкая девочка и водитель — вот и вся компания. Хорошо, если с водителем они успели обменяться телефонами, она хоть может на помощь позвать — а если нет, приходится звонить в диспетчерскую, а те уже на рацию в машине.

Когда пациенту нужна транспортировка, а ты один в бригаде, очень непросто уговорить кого-то помочь. Могут сказать: “Это ваши обязанности”, — и уйти. Спины мы, конечно, срываем в первые месяцы работы.

На “заправку” (обед — прим. ред.) уходим часов в пять-шесть, и то если повезёт. Когда появляется свободные полчаса, запрашиваешь у диспетчерской, есть ли ещё одна свободная бригада. Если да, можно перекусить.

Трудно принять смерть

Сколько жизней спасает одна бригада в сутки? Мы о таком не думаем. Иногда и банальное высокое давление может привести к летальному исходу. Непонятно, как считать, в общем.

В среднем за 24 часа калининградцы оставляют 600 вызовов. Из них примерно в 50 случаях больной одной ногой в могиле. Когда помочь не удалось, мы фиксируем время смерти, вызываем полицию и уезжаем. Это всегда трудно принять.

Мода на жалобы

Одно время была мода оставлять жалобы. В основном этим занимались родственники больных. Встревожить их могло что угодно. Например, слишком моложавый вид фельдшера. “Вы нам студентов присылаете”, — возмущались они. Но это просто невозможно.

Самые терпеливые пациенты

Самые дисциплинированные и вежливые пациенты — пожилые люди. Мне так всегда их жалко. Столько болячек хронических, и порой понять,что обострилось, не всегда можно. Мы везём их в одну больницу — врач посмотрит и говорит, что не его заболевание, везём в другую — специалист говорит то же самое. На очереди ещё кучи новых вызовов. Ситуация накаляется. Стараешься убедить принять больного. А пациент тем временем сидит и терпит.

Внимание журналистов

Ой, журналисты, конечно, о нас любят писать. Откроешь такую статью и боишься в комментарии смотреть. Чего там только не пишут. Но в последнее время стали благодарить, хорошее замечать, и это приятно.

Ещё вы обожаете выезжать на места аварий. Оказываешь помощь, весь сосредоточен, и раз — слева возникает некто с камерой. Ужасно сбивает с толку, приходится ругаться.

Откровения врача скорой помощи: смерть, опасные пациенты и спасённые жизни

Вопросов к отечественной медицине много, как, впрочем, и претензий, которые при любом удобном и неудобном случае высказывает каждый второй. Нередко среди них проскальзывает и недовольство работой скорой помощи, однако мало кто задумывается, как она выглядит по ту сторону – глазами врачей. Мы поговорили с одним из них о том, почему люди не хотят идти в медицину, сколько за сутки поступает ложных вызовов и что делать с умирающими пациентами.

О карьере

В скорой помощи я работаю уже больше 20 лет. У нас есть местное разделение бригад: линейная, педиатрическая, кардиологическая, реанимационная и психоневрологическая. Я начинал санитаром на линейной, потом перешёл на кардиологическую, стал медбратом, вернулся на линейную, стал врачом – и опять перешёл на кардиологическую.

Мы ещё работаем как бригада интенсивной терапии – в принципе, она заменяет всех, кроме неврологов. Мы выезжаем как к обычным пациентам, так и на различные аварии и массовые ДТП. Обычно в экипаже два-три человека плюс водитель.

Могу сказать, что огромный процент врачей, которые сейчас заняты в разных сферах, начинали именно со «скорой». Если взять третью городскую или областную больницы, то многие местные специалисты прошли эту школу.

Чаще всего сюда идут ещё студентами, как на временную работу – тут своя экзотика, можно чему-то научиться, например, быстро принимать решения. И график более-менее свободный, не привязанный к месту. Раньше было именно так.

Я задержался на этой службе чуть дольше, чем другие. Зовут в стационар, но я не хочу уходить – эта работа мне по душе.

О проблемах

Последнее время количество вызовов растёт, интенсивность увеличивается, а вот число бригад сокращается. Раньше на 100 000 населения было 10 бригад, а сейчас на такое же количество пациентов – около семи.

В своё время считалось, что норма для кардиологической бригады – это восемь вызовов в сутки. Теперь 10 вызовов уже считается «лёгким» днём, 12 – среднее количество. В основном выходит 14–16 выездов за смену. Дополнительная нагрузка не оплачивается.

Из-за этого работать на «скорой» хотят далеко не все, и нас становится всё меньше и меньше. Сейчас остаются врачи, средний возраст которых превышает 40 лет. Молодых медиков очень мало. Проблема с медицинским персоналом в скорой помощи стоит на первом месте.

О вызовах

Есть негласное распоряжение, что все вызовы записываются и на них выезжает скорая. То есть, мы не имеем права отказать, даже если помощь на самом деле не требуется. Теоретически, это должен определять диспетчер, у которого есть средне-специальное медицинское образование – он фельдшер с высшей категорией. Конечно, мне это не нравится – кататься зря, глупость какая-то, но что поделать.

Вызовы условно можно разделить на те, которые требуют помощи, общения с пациентом, получающие отказ и случаи, где пациента не нашли. Ну, к примеру, сердобольные люди звонят и говорят, что где-то упал и лежит пьяный мужчина. Мы приезжаем, а его уже нет. Ну или он есть, но посылает нас далеко-далеко. Его и оставить нельзя, потому что другая бабушка, проходя мимо, снова нас вызовет.

Полиция в таких ситуациях приезжает позже, а иногда сама нас вызывает, чтобы определить степень тяжести опьянения. Тут порой доходит до скандала. Недавно была ситуация, когда нас вызвал майор, мы приехали, поставили заключение и уехали. Через некоторое время он опять звонит и говорит, что не будет человека забирать, потому что тот до машины дойти не может. Там уже помогли прохожие, которые довели мужичка до полицейского «бобика». В целом, мы не конфликтуем с другими службами, потому что мы работаем в одной связке с МЧС, полицией, ДПС.

Сейчас много пациентов, которые не могут идти в больницу. Из-за очередей и первичной записи попасть к терапевту иногда можно только через несколько дней. Я считаю, что это бич отечественной медицины, когда люди не имеют возможности сразу обратиться в поликлинику и им приходится ждать. Но дело в том, что медиков стало меньше, а бумажной волокиты – больше. И нас вызывают такие больные, которые думают, что приезд скорой может заменить первичный приём у терапевта. Это не так.

Ложных вызовов много – несколько десятков в сутки. Большой процент – это передозировка наркотиков, но пока едет бригада, многие звонят и отменяют вызов. Также это люди на улице, которые где-то упали. Недавно было три вызова подряд, мы сопровождали женщину, которая шла домой и падала на каждом углу. И люди каждый раз звонили нам. В итоге мы доехали до её подъезда, а она от помощи отказалась.

Очень часто звонят бабушки, страдающие от одиночества. Им тоже нужна помощь, но психологическая. Как правило, они брошены родственниками и детьми, которые приезжают раз в неделю в лучшем случае. А им же нужно общение. Хуже, когда они вызывают нас в ночные часы. Они говорят: «Я боюсь оставаться со своей болячкой ночью». Хотя весь день она терпела. Вроде как ночью страшно умирать. В таких случаях мы тоже приезжаем, конечно. Скажешь два-три добрых слова, давление измеришь – и такое ощущение, что тонометр её вылечил, стало лучше.

О буйных и странных пациентах

Как правило, самые буйные пациенты – это люди в состоянии алкогольного опьянения. Даже наркоманы относятся к врачам спокойнее. У пьяных стадия возбуждения ярче выражена. С ними приходится иногда ругаться и конфликтовать. Но если правильно выстроить беседу, они быстро успокаиваются. Были и драки с такими товарищами, но, честно говоря, об этом я говорить не хочу.

Зато вспомнить какие-то странные вызовы я не могу. Ситуации, когда, скажем, человек на спор засовывает в рот лампочку, вполне обыденны. Или когда кто-то получает в ванне ожог всего тела – тоже, хотя это кажется дикостью. Просто срывает краны и человек ошпаривается. Таких случаев бывает три-четыре в год.

Есть, конечно, и ипохондрики, которые вызывают скорую по любому поводу. Как правило, их уже знают все бригады. Некоторые адреса я помню наизусть.

Конечно, есть и такие, у кого действительно имеется какое-то серьёзное заболевание, но и они вызывают скорую по каждому пустяку. Вот что плохо: приезжаешь к человеку за месяц шесть-семь раз, а на восьмой, заранее зная, что у него ничего нет, можно действительно упустить настоящую проблему, если она вдруг появится или обострится. Такое тоже случается. Конечно, тут виноваты и врачи, и пациенты. Первые – потому что отнеслись спустя рукава, вторые – потому что не хотят нормально лечиться и паникуют по каждому поводу.

О ситуации на дорогах

В последнее время водители стали относиться более лояльно к машинам скорой помощи. К слову, пропускают чаще импортные автомобили, а не наши УАЗы. Логика людей понятна: если едет уазик, то это скорее всего линейная бригада, пациент может и подождать. Хотя это неправда, потому что общепрофильная бригада тоже может везти тяжёлого больного.

Хамство случается, но редко. Бывали случаи, конечно, когда приходилось выходить из машины и говорить, чтобы уступили дорогу. Чаще всего такие ситуации происходят с таксистами, которые заезжают во дворы, а потом им надо разворачиваться, они прут и не хотят сдать пару подъездов назад, чтобы пропустить помощь. Буквально осенью было такое – мы не смогли разъехаться с таксистом и пошли до нужного дома пешком.

О смерти

Со смертью приходится сталкиваться довольно часто. Несколько случаев в неделю, иногда и за смену. Смерти тоже разные бывают – и до приезда бригады, и при ней. В первом случае это либо клинические больные, либо пациенты с внезапными острыми заболеваниями, которые поздно обратились в скорую. Случается и так, что врачи не успевают доехать. Но чаще всего люди поздно обращаются. В то время как другие вызывают медиков по каждому пустяку.

Ещё есть такое понятие как «прогнозируемая смерть», когда ты знаешь, что пациент в скором времени умрёт – это проще. Но есть и внезапная, когда не удаётся установить даже причину, тогда приходится тяжело.

Я не помню, когда первый раз столкнулся со смертью. Зато отчётливо помню случай, который произвёл на меня неизгладимое впечатление. Это было лет 20 назад, наверное. По трассе ехала семья – муж и ребёнок сидели пристёгнутые спереди, а жена находилась на заднем сидении. Во время аварии она вылетела через лобовое стекло своего автомобиля, а после этот же автомобиль наехал на неё. Мы успели довезти её только до гостиницы «Кристалл», когда она умерла. У неё были множественные травмы: переломы грудной клетки, таза, основания черепа. Конечно, такое лучше и не вспоминать.

Вообще существует такой закон, что пациенты должны умирать в больнице. Но пожилые люди, как правило, хотят уйти из жизни в своей кровати. Я считаю, что это нормальное желание – если без мучений, то почему нет. Возможно, это правильно. Мои бабушка и дедушка в своё время тоже отказались ехать в больницу и остались дома.

Но здесь палка о двух концах: мы не можем насильно госпитализировать пациента против его воли, но с юридической точки зрения человек в такие моменты не всегда способен адекватно оценивать своё состояние. На месте трудно определить, насколько в здравом уме находится больной. Как правило, в стационарах такие решения принимают на консилиумах. А в скорой каждый раз ты принимаешь решение на свой страх и риск.

О специфике работы

Чрезвычайные ситуации, когда пострадавших больше трёх, или случаи с летальным исходом происходят не так часто, но эмоционально они, конечно, сложнее будничной работы. Зато в такие моменты ты понимаешь, зачем ты нужен.

Конечно, каждый врач сам решает, оказать помощь на месте или быстро везти в больницу. В первом случае надо понимать, что человека получится госпитализировать позже, быстро оценить риски, взвесить все «за» и «против». Это только в фильмах показывают, что в пути врачи могут что-то сделать, действительность же такова, что, двигаясь по нашим дорогам, пациенту помочь нельзя. Если он уже заинтубирован или у него стоят катетеры, тогда можно менять бутылки или ставить растворы на ходу – но это всё.

Случается и своеобразное выгорание – как правило, такие моменты происходят перед отпуском, когда ты знаешь, что скоро будешь отдыхать, а на пациентов уже тяжело смотреть. Возможно, это некрасиво, но так оно и есть. Ты понимаешь, что это неправильно, но сделать с собой уже ничего не можешь. Начинаешь работать как машина, а от людей абстрагироваться.

О врачебном юморе

Врачи шутят про всё на свете – даже про смерть и про рак. По-другому не получается. Иногда, когда мы возвращаемся на станцию, нам надо громко поорать и тут же посмеяться. У нас в ординаторской так бывает – это помогает снять напряжение.

У медиков много грубых и похабных шуток, но такова специфика нашей работы, без них никуда. Это помогает нам держаться.