Почему о покойнике принято говорить либо хорошо либо ничего?
Почему о покойнике принято говорить либо хорошо либо ничего?
Почему о покойнике принято говорить либо хорошо либо ничего?Почему те, кого при жизни недолюбливали, по смерти становятся «дорогими» и «родными»?
Как-то задавал я вопрос: где похоронены все злодеи и грешники? Вопрошение подобное всегда возникает, когда по кладбищу бродишь. Не заезжаешь с очередным усопшим и не забегаешь помянуть на «красную горку», а именно бродишь и фотографии рассматриваешь, вкупе с подсчетом годов жизни.
Почему возникает? Да потому что все там, под плитами, «дорогие», «любимые» и «родные», но вот когда они еще на земле нашей бренной пребывали, чего только священнику (да и не только ему!) не приходилось выслушивать насчет их характеров и поведения.
Знаменитое: «о покойнике только хорошее или ничего» — аксиома вечная, без споров повсеместно принятая и среди народа нашего строго соблюдаемая. Как, впрочем, и не удивляют меня бесконечно повторяемые синодики на молитвенное поминовение тех, кого не столь давно не иначе, как «злыдень» и «нехристь» определяли.
Скамеечка есть в храме, где старики наши и старушки (сплошь вся интеллигенция 60- 70-х), заранее на службу пришедшие, проблемы свои обсуждают. Храм у нас небольшой, и мне в алтаре, хочешь не хочешь, все слышно. Так вот беседы там всегда в двух направлениях происходят. Первое — жалобы на плохих и непутевых. Второе — сожаления, что нет уже рядом тех, кто после «со святыми упокой» стали хорошими и добрыми.
Так что определение «смерть всех примирит» — тоже аксиома, если, конечно, ее в житейском смысле брать, а не в политических реалиях рассматривать.
Именно потому, что смерть многое примиряет, да и о себе ненаглядном задумываться заставляет и уважает наш люд православный родительские поминальные субботы. Можно и богословским термином определить, что Церковь не разделяет своих членов на живых и мертвых, и слова евангельские привести: «Всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет во век» (Ин. 11, 26), но смотря на ворох поданных на заупокойную литургию записок и на строй канунных мисок, чашек и банок понимаешь, что тут обосновывать не надобно, и так все ясно и понятно.
Есть, конечно, преткновение: панихиду выше Таинства евхаристического возносят, но это не потому, что языческие тризны в подсознании, а от того, что мало мы священники объясняем да разъясняем.
Недавно попал я в ситуацию, которую самому разрешить не получалось. Казалось, и служу уже почти четверть века, и отпел столько, что ни Требника, ни Евангелия не надобно, наизусть все помнится, а вот растерялся, не знал, как поступить. Пришлось к самому архиерею обращаться, мол, простите, Владыко, но не знаю, что и делать.
Дело же было в следующем: попросили отпеть усопшего, да не дома, а в храме. Как известно, есть три типа прихожан: прихожане как таковые, «захожане» — это те, которые по праздникам и когда сильно припечет в храм заходят, и «заношане», то есть те, которых два раза в церковь приносят, крестить и отпевать. Вот об такого «заношанина» моя священническая суть и споткнулась.
Мало того, что он в храм не ходил, лоб, когда требуется, не крестил и на исповеди не бывал, но до конца дней своих еще и в компартии числился. Партийная принадлежность меня мало обеспокоила, тем более, что о человеке этом пред Богом представшим я только доброе слышал. Да и занимался он в последние годы делом хорошим: пенсионерам помогал. Даже молодежь, от которой хвалу поколению старшему нынче не часто услышишь, о нем мнение благосклонное имеет: «Хороший дядька был».
Иное меня мучило: ведь не был в храме никогда, а я его под иконы, да «со святыми упокой» причислять буду. Изначально отказал. Предложил: давайте дома отпою. Родственники ни в какую, не согласны. Причем, искренне просят, слезно и настойчиво. Естественно и власть подключилась, мол, чего это ты доброго человека отпевать отказываешься?! Власть — она, конечно, дело кесарево, но с ней все же лучше в дружбе и мире жить — и не только потому, что помогают иногда, но и оттого, что даже языческие философы утверждали, что мир — это мудрость.
Решение окончательное не приходило, и пришлось в самую главную для священника инстанцию обращаться. Епископу позвонил, благо во времена нынешние это уже не сложность. Рассказал все и пожаловался, что ума-разума не хватает, как ответить, что сказать и как поступить.
Владыка тоже подумал, порассуждал, а затем все же благословил — отпевать в храме, но с условием, что я обязательно скажу проповедь. Расскажу о том, что родным и близким молитва нужна теперь серьезная и искренняя, и не только во спасение их родного человека, в гробу перед ними лежащего, но для них самих в первую очередь.
На отпевание много людей пришло, ведь человека всем известного в городе нашем провожали. Причем, в большинстве те под сводами храма определились, у которых в лучшем случае «Бог в душе», а не в Церкви находится. Стоят со свечками, практически никто не крестится, как вести себя не знают и на меня как на архаизму смотрят.
Насколько понимали, что мы пели и возглашали — не ведаю, но очень давно я не видел таких внимательных слушателей, когда дело до проповеди дошло.
Что говорил? Да как всегда, о том, что рано или поздно, но обычно намного раньше, чем предполагаешь, мы так же лежать будем; что от пожелания «земля ему пухом» легче не становится; что как бы не забывали Творца, но все же в глубине каждой души надежда на жизнь вечную обязательно осталась; что любовь твою к ушедшему лучше всего молитвой утверждать, а не тостом на поминках.
Не могу сказать, что завтра, в день Вселенской поминальной субботы, все слушавшие в храм придут, но то, что просветлели лица убитых горем родственников и пропали скептические усмешки у пришедших «по долгу и совести», было видно явно.
Так что смерть не только друг с другом примиряет, она еще и мир духовный создает и, главное, задуматься заставляет.
Не знаю я пока, где душа усопшего «доброго человека» пребывает, мне лишь известно, что очень многие на этом отпевании совершенно искренне у Бога просили, чтобы она «в месте светле, в месте злачне и месте покойне» определена была. Просили, даже толком не понимая слов этой молитвы. Внутреннее говорило, то, что необъяснимо, но обязательно есть.
Именно это внутренне чувство необходимости молитвы об умерших и наполняет наши храмы в дни поминальных суббот, именно оно говорит о вечности наших душ, и лишь только поэтому на кладбищах все дорогие, родные и любимые.
Почему «о покойнике либо хорошо, либо ничего»?
Людям с раннего детства твердят, что нельзя говорить плохо о покойниках, но почему, не объясняют, только смотрят загадочно и иногда крестятся. Можно, конечно, жить в суеверном страхе перед мертвецами, а можно разобраться в этой проблеме детально.
Примета древняя. Источники утверждают, что фраза «О покойниках либо хорошо, либо ничего» восходит к Диогену Лаэртскому. Но самое удивительное не это, а другое: есть еще одна поговорка – «О мертвых – правду», она латинского происхождения.
К сожалению, большинство людей знают только первую и никогда не слышали о второй. А то бы они знали, что у них есть определенная свобода в отношении ушедших. Опираясь на вышесказанное, можно о мертвых говорить плохо, а можно о них говорить хорошо, никто не осудит.
И все-таки, почему нельзя говорить плохо о покойниках? На этот вопрос можно ответить с разных точек зрения, рассмотрим их.
Этика
Этическая сторона. Есть люди на свете, которые категорически не любят слухи и сплетни. Правда, судя по количеству желтых журналов, их не так уж много. Так вот, про мертвых не говорят плохо, потому что это неприлично. Какая разница, по какой причине человек отсутствует, главное то, что его нет рядом, и он никак не может себя защитить.
Мистика
Мистические теории. Если переходить от этики к мистике, то человек натыкается на загадку смерти. Как говорил Зигмунд Фрейд, знание человека о смерти не претерпело никаких особенных изменений сейчас, как и 2 000 лет назад, нам по-прежнему ничего не известно о том, что там, за порогом. А раз неизвестно, то можно фантазировать.
Например, есть версия, что если говорить о покойниках плохо, то они возвращаются и мстят жестоко и страшно. Есть и более нейтральные предположения. Человеку, его душе плохо, когда о нем злословят и зубоскалят. Особенно это вредно, когда он только недавно умер, мол, душа из-за сплетен не может перенестись в лучшие миры. Процесс затягивается.
Сложно сказать, где, именно, правда, а где народный вымысел, но ясно одно. Смерть – дело темное во всех смыслах, поэтому есть простор для воображения, а еще люди, как правило, боятся умереть, поэтому незнание вступает в союз со страхом и трепетом, и человечество получает мифы и легенды об умирании и уходе из этого мира. К сожалению, пока больше ничего нет, и вряд ли будет что-то еще в обозримом будущем, хотя как знать.
Несмотря на то, что приличия нам говорят не судить людей, мы все равно с наслаждением копаемся в деталях чужой жизни живых и мертвых. Таким образом, мудрость фразы не соблюдается. Возьмем, к примеру, серию «ЖЗЛ», ведь если бы биографии были политы арбузным сахаром, то кто бы их стал читать? Верно, никто.
Наоборот, задача исследователя – максимально подробно и объективно осветить «жизнь замечательного человека», чтобы ни у кого не возникло вопросов. Правда, как правило, так не бывает. После того как книжка выходит, о материале начинают спорить и снова тревожить прах и ворошить прошлое. Поэтому любая народная мудрость относительна.
Наверное, дело не в деятелях культуры и искусства, которые нас покинули. Ведь основным «потребителем» народной мудрости является сам народ. Поэтому поговорка «о покойниках либо хорошо, либо ничего» направлена, прежде всего, на то, чтобы сократить количество пересудов о рядовых гражданах, обычных людях, которые не хватали звезд с неба, лежат себе мирно в земле и никого не трогают. А серьезные научные биографические исследования – это совсем другая история.
Пословицы, поговорки и басни нужны для того, чтобы структурировать повседневную жизнь обычного, нетворческого человека. Поэтому не будем жить так буквально, тем более что и древние в отношении мертвых дают определенную свободу действий.
Почему нельзя плохо говорить о покойных людях
Булгаковский Воланд говорил, что человек смертен, еще хуже, что он «внезапно смертен». Нам известно единственное логическое завершение жизненного пути – смерть, но так ли это на самом деле? Что происходит с душой человека после смерти и чем обернется злословие об усопшем?
История происхождения поверья
Родилась крылатая фраза «О покойниках либо хорошо, либо ничего» в далекие древнегреческие времена. Мыслители того времени верили, что печальное событие – смерть – это лишь новая ступень в существовании души, однако соблюдение традиций поминовения и уважение усопших было беспрекословным.
Православные христиане также придерживаются негласных поминальных законов, они верят, что молитвы и добрые воспоминания об ушедшем помогают его душе во время ожидания Суда.
Считается, что первые сорок дней после смерти человеческая душа путешествует: первые трое суток навещает самых близких и родных, по девятые сутки посещает райские сады и предстает перед Господом в первый раз. До сорокового дня спускается в преисподнюю, где должна пройти все круги, и только на сам сороковой день предстает перед Судом Божьим. Все это время человеческая душа крайне ранима и очень нуждается в поддержке.
Плохие воспоминания тревожат душу, не дают ей обрести покой. Считается, что если семья покойника упоминает его в негативном контексте после кончины, его душу не примут в Рай.
Христианская религия советует не становиться ни судьей, ни палачом другому человеку, его душе. Злословие об усопшем обречет ее на бесконечные муки в аду.
Почему так происходит
Наша Вселенная представляет собой симбиоз миллиардов энергий, каждое живое существо, каждый человек и его душа – это обособленная энергия. Каждому случалось почувствовать, как против него совершается энергетическая атака: позавидовали, пожелали плохого, еще хуже – прокляли. Самочувствие человека сиюминутно ухудшается, интуитивно сосредоточившись на внутренних ощущениях, можно почувствовать, как в энергетическом поле произошла «пробоина».
То же самое происходит с человеческой душой после смерти. Астральное тело ощущает отрывы от общей энергии, ее так же ранят и причиняют боль. Помимо осознания и смиренного принятия кончины, душа должна понести ответ за поступки, эзотерики отмечают, что сороковины – самый нелегкий период после смерти для души, а тут еще идут удары извне, от самых близких.
Ответная реакция
При жизни людей объединяют не только кровные узы, увлечения или интересы. Группы людей обобщаются в эгрегоры – энергетические наслоения, основанные на мыслях, чувствах и мотивах. Эгрегор может принадлежать любой социальной ячейке, например, церковь.
После смерти человеческая душа объединяется с основным эгрегором, попадая под его протекцию. Эта структура может отвечать обидчику усопшей души целенаправленным негативом, нанося удары по самой личности и по его судьбе, в жизни будут происходить необъяснимые события, возникать препятствия или вообще начнется «черная полоса». Сама душа тоже может расценить такую обиду, как откровенную агрессию, и начнет тревожить невежу.
Злословие об усопшем может накликать беду, негативный посыл попросту отзеркалит на самого обидчика.
Исключения
Каждая душа приходит в жизнь, чтобы получить урок или самой научить кого-то. Сомнительно, что на поминах серийного убийцы о нем будут говорить ласковые слова и хвалить его поступки. Однако не следует давать откровенную оценку поведению человека при жизни, ведь душа определяет любой опыт, как необходимый, она не выбирает будущую судьбу преступника из вредности. Ее цель – получить урок или научать другие души, например, принятию или смирению.
Во время поминальных ритуалов стоит отказаться от плохих слов в адрес покойника, лучше отпустить душу с миром и пожелать ей мягких облаков.
Ко всему прочему, говорить нелицеприятные вещи об ушедшем, как минимум, некорректно. Все же цивилизованный человек должен понимать элементарные нормы приличия, а верующий – помолится за упокой души.
Почему о покойниках нельзя плохо говорить?
Смерть – это печальная составляющая жизни любого живого существа на нашей планете. С ней связано огромное количество мистических историй, преданий, верований и суеверий. Среди них особое место занимает поминовение усопших, а также уважительное отношение к душе умершего. В нашей стране каждому известна поговорка: «О покойных либо хорошо, либо ничего», которую передают из поколения в поколение. Откуда же взялась крылатая фраза и почему нельзя о покойниках плохо говорить?
Немного истории
Корни всем известной поговорки уходят в глубокую древность и не имеют ничего общего со славянской культурой. Местом происхождения крылатой фразы считается древняя Греция И Рим, где она была известна в двух вариантах:
- Mortuo non maledicendum (об умерших не злословить) – фраза использовалась древними римлянами до тех пор, пока они не познакомились с греческой культурой.
- De mortuis aut bene, aut nihil (об умерших либо хорошо, либо ничего) – эта фраза стала известна благодаря труду Диогена Лаэртского. Сам же автор утверждает, что автором слов является древнегреческий мыслитель Хилон из Спарты, живший в шестом веке до нашей эры.
Интересно, что мысль о том, что о покойных нельзя злословить приходила в голову многим древним правителям и философам. Например, Политик из Греции Солон даже издал указ, официально запрещающий злословить об усопших.
Разъяснение поговорки на основе энергетических структур
Достаточно большое количество людей придерживаются мнения о том, что мир состоит из огромного наслоения энергетических структур, называемых эгрегорами. Они возникают из мыслей, переживаний и других эмоций людей, проживающий в одном пространстве. Например, эгрегор есть у каждого офиса, социальной группы людей, часто посещаемых мест. Один из самых активных и плотных эгрегоров – это кладбище, являющееся потусторонней энергетической системой. После смерти душа человека воссоединяется с этим полем, получает его защиту и опеку.
Любое негативное слово в адрес ушедшей души больно отзывается на защищающем ее эгрегоре. Если же подобные злые слова повторяются часто, то энергетическая структура будет защищать душу самыми различными способами. Делать это она может при помощи прямого воздействия на окружающую обстановку обидчика. В результате на злословящего человека наваливаются беды, финансовое неблагополучие, болезни и даже смерть.
Христианская версия
Согласно православной версии злословить об усопших настоятельно не рекомендуется в первые 40 дней после смерти. В это время душа постоянно путешествует:
- В первые 3 суток навещает родные места и близких.
- С третьего дня по девятые сутки гуляет по райским селениям и первый раз предстает перед Богом.
- С девятого по сороковой день находится в аду, где проходит мытарства и на 40 день отправляется на частный Суд, где решится ее судьба.
Согласно верованиям в эти дни душа трудно переживает смерть тела, а если про нее еще и говорят плохие вещи, то это приносит дополнительную боль. В результате из-за печали душе будет сложнее уйти в другой мир, предстать перед Богом. Также считается, что если про умершего человека близкие люди говорят плохие слова, то его душа недостойна места в раю. Таким образом, злословие может обречь ее на вечные муки в аду.
Объяснение с точки зрения морали
У каждого человека есть возможность защищаться, даже в том случае если он был неправ. Душа, умершего уже не имеет никакого воздействия на мир живых, она не может оправдаться за сделанное. Злословие относительно умершего – это низкий поступок, ведь хулящий знает, что ответить ему некому. Каждый должен сам для себя решить насколько оправданы будут негативные действия в адрес беззащитного!
Не следует забывать, что после смерти душу и так ждет нелегкая судьба, которая полностью зависит от его земных действий. Каждый получит то, что он заслужил своими поступками, и никто не уйдет от расплаты.
Мнение эзотериков и некромагов
Большинство эзотериков уверены, что первые сорок дней после смерти самые тяжелые для духа, так как ему приходится осознавать кончину тела. В этот период он может метаться между мирами, навещать близких, любимые места и ловить каждое слово окружающих. Конечно же, негативные высказывания, хула и оскорбления вызовут ее гнев и раздражение. В какой-то момент дух может решить остаться в мире живых и ответить обидчикам. Чем сильнее была энергетика умершего, тем болезненней будет его удар. В результате на злословящего могут падать вещи, он будет спотыкаться на ровном месте, болеть и даже пострадает от нелепого несчастного случая.
Плохо отзываться о покойных людях – это дурной тон при любых обстоятельствах. Если нет хороших слов, то лучше просто помолчать, ведь от негативных фраз пострадает только злословящий.
Memento mori
Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверстую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.
Преподобный Серафим незадолго до смерти потребовал сделать ему гроб и поставил его в сенях. Часто он останавливался около него и молился, готовясь к часу смертному. Так же поступали и многие другие святые. Из этого можно заключить, что даже изобилие благодати Божией не позволяло им так думать о вечности, будто там у них всё «схвачено». Сколько же нам, нерадивым, должно приводить себе не ум «последняя своя»! «Помни последняя твоя – и вовек не согрешишь» (Сир. 7: 39), – говорит Слово Божие.
Память смертная – регулятор поведения человека, проверка его разума и души. В нашем секуляризованном обществе говорить о смерти невозможно. Особенно когда речь становится адресной. Скажи человеку: «Ты умрешь», – и это будет расцениваться как проклятие. Хотя ничего нового в этой информации нет. Как сказал один современный богослов, все мы знаем, что умрем, и все в это не верим.
Эта табуированная тема всплывает только тогда, когда приближается пограничная ситуация. И, к сожалению, приближение смерти кого-то из родственников заставляет домашних вспомнить все приметы и суеверия, которые породил народный фольклор. К священнику, как правило, обращаются в последнюю минуту, когда уже надо отпевать, причем никого не интересует вопрос: а как же по-христиански подготовить человека к смерти (на церковном языке это называется «напутствовать») и проводить покойного? Всё, что нужно от батюшки, – только совершение отпевания, да по возможности – проводы на кладбище. За всё время моего священства я уж и не знаю, сколько человек отпел, но еще ни разу ни один родственник покойного не обратился ко мне с вопросом: как нужно приготовить дом, как в доме положить тело, какие молитвы читать до отпевания (хорошо еще, что иногда спрашивают, как после молиться), как организовать поминальный стол – как всё это сделать так, чтобы было благочестиво, а не тяп-ляп.
Я думаю, никто так не знаком с дикими обычаями похорон, как сельское священство. Можно даже не упоминать, наверное, всем известные обряды: накрывать зеркала и посыпать дорогу за умершим еловыми веточками. Это просто невинные традиции по сравнению, например, с «заземлением» покойника. Представьте картину: входит священник в комнату к покойнику, а от батареи к гробу тянется тонкая медная проволока, которая намотана на палец мертвецу. Ответа, для чего нужен сей «гаджет», я так и не добился за шесть лет. Говорят, что якобы от этого не так быстро идут процессы разложения, но понятно, что это чистой воды выдумка. В сильную жару обкладывают тело бутылками с холодной водой или пакетами с солью – это еще можно понять. Но «заземление» – явно «печать» XX века. Второе объяснение этой традиции – снятие напряжения с мышц, чтобы не было непроизвольных мышечных сокращений. Однако напряжение мышц – это совершенно не статическое электричество, и так от него не избавиться. Но если бы это было вершиной человеческой мудрости, данной статьи не было бы.
Отдельно можно вспомнить о том, какие предметы кладутся в гроб. Понятно, что человека одевают. И при этом в гроб идет множество личных предметов: кепка, расческа, сигареты, зажигалка. Зачем? Объяснение простое: покойный любил. Если покойная пользовалась косметикой, ей обязательно накрасят губы, ресницы и проч. Как выглядят ярко-красные губы на фоне мертвящей бледности лица, догадаться нетрудно. Бывают особо экзотические случаи: например, знакомый священник столкнулся с тем, что в гроб положили… косу. Настоящую металлическую косу, только без ручки. Как вы думаете, для чего? Ни за что не догадаетесь! Я просто обязан передать ответ в оригинальной белорусской стилистике: «Каб не уздымауся». Чтоб не вставал, то есть. Я думаю, для этой цели недостаточно просто рядом положить косу. Некоторые продвинутые люди для этого используют осиновый кол.
Но и это цветочки. Вероятно, уже есть прецеденты, когда в гроб кладут ноутбук или мобильный телефон, но я пока с этим не сталкивался.
Хотя нет, с мобильным я погорячился. Дело было так.
Молодой человек, обливаясь слезами, с кем-то говорил по мобильному телефону, а потом – приставлял трубку к уху покойного
Отпевал я как-то пожилую супружескую пару. Не помню подробностей, что-то случилось с газом, и они вдвоем угорели. Похороны были очень скорбные. Действительно, так бывает, что чужое горе сильно тебя трогает, и это был как раз такой случай. До определенного момента. После отпевания вся процессия пришла на кладбище, и я в том числе. После короткой заупокойной литии я предложил родственникам попрощаться с покойными, а сам стал заниматься освящением надгробного креста, могилы и т.д. В середине своих дел я внезапно понял, что что-то идет не так, как обычно. Около гробов началась какая-то возня, а причитания стали гораздо громче. Не понимая, в чем дело, я подошел к гробу и увидел такую картину. Молодой человек, обливаясь слезами, с кем-то говорил по мобильному телефону, а потом – приставлял трубку к уху покойного. Потом опять подносил к своему лицу, что-то говорил – и снова прикладывал к уху – на этот раз покойницы. Первой моей реакцией была банальная растерянность. Что он делает? Что это такое? Я оглядываюсь, смотрю на людей, немым взором спрашивая, что происходит, и вижу, что вокруг все рыдают, глядя на эту дикую сцену.
Наконец я начинаю выходить из ступора и задаю вопрос. Выясняется, что не все родственники смогли приехать на погребение. Откуда-то с далекого севера не смогла приехать дочь. И вот родственники нашли выход из ситуации: дочка прощается с покойными по телефону. Она, сидя в доме за тысячи километров отсюда, говорит в трубку слова, которые тут вылетают в безжизненное ухо мертвеца. Воистину: до чего дошел прогресс! Прям мороз по коже от такого прогресса. Удивительно, что, когда на кладбище мы подходим к покойному и лобзаем его, это воспринимается как последнее дело любви. Всё понятно четко: вот тело, оно безжизненно, где-то рядом душа – она-то видит нас и слышит наши слова. И мы воздаем честь телу только потому, что оно было соединено с душой и когда-то снова имеет с ним воссоединиться. Но мы никак не веруем в то, что оно само по себе, оставленное душой, имеет человеческие качества, например слух. Эти качества дает душа. И эту веру выражает Церковь, когда неоднократно поет на погребении, что тело без души только «персть», «пепел», «земля». Поэтому такое «прощание» – не имеет даже названия. Оно – плод полнейшего христианского невежества. Скоро, очевидно, будем уже прощаться и по «скайпу».
Но Церковь говорит нам, что каждый из нас имеет возможность незримо соединиться с усопшим – в молитве. И эта связь совсем другого уровня, нежели мобильная. И потому более уместным со стороны дочери поступком было бы заказать в этот день панихиду в ближайшем храме и соединить свою молитву с нашей.
Вообще технические новинки для погребения мало нужны. Вот, например, фотоаппарат. Несколько лет уже как сталкиваюсь, что люди фотографируют усопших родных в гробу (а потом еще и вешают эти фото на стену). Для чего это нужно? Мы делаем фотографии в те моменты, которые бы хотели вспоминать в будущем. Вспоминать – и радоваться. Зачем же увековечивать такой момент, когда при одном взгляде на фото вновь текут ручьи слез и у некоторых начинается истерика? Это уже совершенно не память смертная, а мазохизм какой-то. Добровольное вызывание уныния и величайшей скорби. Напомню, что «печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению, а печаль мирская производит смерть» (2 Кор. 7: 10), а тут печаль самая что ни на есть «мирская». Мы должны думать не о теле, которое покоится в земле, а о душе, которая обитает на Небесах.
Большие скорости и огромные расстояния, разделяющие родню, – тоже плоды современной цивилизации. Сейчас семьи бывают так разбросаны по миру, как раньше и не снилось людям. Конечно, теперь часто бывает проблемой собраться всем одновременно для отпевания. По этому поводу я хочу рассказать еще одну историю, после которой вы поймете, что «заземление» – это только цветочки.
Доживем до понедельника
В феврале этого года меня позвали отпевать одного человека. Дело было в субботу. Я пришел в дом, совершил молитвы и начал готовиться к выносу тела. В этот момент родные попросили освятить землю в пакетике. Я им ответил, что в этом нет нужды, поскольку я вместе с ними иду на кладбище. Как известно, если священник сопровождает покойного на кладбище, там, после положенных молитв, когда гроб опустят в могилу, батюшка берет лопату и со словами «Господня земля и исполнение ея, вселенная и вси живущии на ней» трижды «крестовидно мещет» землю поверх гроба. Это указание Требника. Если священник по какой-то причине не может пойти на кладбище, то после отпевания освящается земля, и родные сами на кладбище крестообразно посыпают гроб этой землей. Всё это я подробно объяснил родным, но не встретил сочувствия в их глазах.
– Нет, батюшка, – возразили они мне. – Нам нужна земля в пакете, потому что сейчас, когда мы пойдем на кладбище, вы там не будете сыпать землю на гроб.
– Почему? – добродушно удивился я.
– Потому что мы не будем засыпать могилу, – последовал сногсшибательный ответ.
– М-м-м? – мне показалось, что я ослышался.
– Дело в том, – начали они, – что не все родственники смогли приехать сегодня. («И тут то же самое», – подумал я.) Поэтому вы помолитесь, мы закроем крышку, опустим гроб – а засыпать не будем. Завтра приедут родственники, мы пойдем на кладбище, поднимем гроб, попрощаемся, снова опустим гроб в могилу и засыплем землей. Вот почему нам нужно, чтобы вы освятили землю тут, – заключили они.
Люди возьмут своего умершего родственника, с почестями бросят в яму, потом пойдут домой, спокойно поужинают, лягут спать, а назавтра снова достанут его из могилы.
Сказать, что у меня отняло речь, – значит, ничего не сказать. Я просто обалдел. Люди возьмут своего умершего родственника, с почестями бросят в яму, потом пойдут домой, спокойно поужинают, лягут спать, назавтра снова достанут его из могилы… попрощаются… и снова опустят… Не кошмар ли?!
– Да вы что! – возмутился я. – Я такого «чуда» с роду не видал! Да и вообще сегодня – второй день смерти, хоронить положено на третий. В чем проблема? Пусть покойник «переночует» еще одну ночь дома, завтра приедут родственники, вы по-человечески (аргумент «по-христиански» я тут даже не стал употреблять) попрощаетесь и похороните его.
Однако я нисколько не смог их переубедить. Напоминаю, был февраль, совершенно не было никакой нужды хоронить человека на второй день, как иногда бывает из-за жары. Один их аргумент перевесил все мои «богословские» доводы: у нас так принято «испокон веков» (на белорусском это звучит так: «спрадвеку»). Собственно, этим аргументом отражаются все нападки священства на народное «истинное благочестие».
До сих пор, когда я думаю об этой кощунственной практике, – мурашки по коже.
Я бы мог рассказать еще не одну подобную поразительную историю, но цель у меня иная. Смерть – это таинство перехода человека из мира видимого в мир невидимый, высший. И это не только экзамен и закономерный итог жизни и подвигов преставляющейся души, но и всегда урок для присутствующих при этом свидетелей. Причем удивительно: урок для себя можно извлечь всегда, независимо от того, был человек добродетельным или порочным. Просто урок может быть положительным или отрицательным – как ответ задачи. И мне кажется, что вся обстановка похорон также является закономерным итогом и завершением жизни покойного. Проводили мы человека по-язычески, обставив нелепыми традициями и обрядами, с музыкой или без, с ворохом живых цветов и теплой молитвой или пластиковых венков с такими же искусственными эмоциями – тут часто Господь всё приводит в соответствие с жизнью новопреставленного, хотя иногда бывают особые случаи. Я имею в виду, что если вся наша жизнь – фарс и фальшивка, то в такой же фарс превратятся и наши похороны.
Недаром я начал повествование с памяти смертной. Человек, имеющий память смертную, ведет себя совсем иначе, чем тот, который не верит в свою смерть. Если я наверняка знаю, что вскоре умру, – то не буду осуждать или завидовать. Что мне в этом, когда сегодня или завтра сам предстану на суд Божий? Я не стану обманывать, собирать себе бесчисленные имения, думать о мести или развлечениях. Все мысли осужденного на смерть крутятся только вокруг предстоящего Перехода. «Древний патерик» рассказывает о двух иноках, которые однажды, бросая глину на келью, сказали друг другу: если теперь посетит нас Бог, что будем делать? Заплакав, они оставили глину и удалились в свои кельи. Так было бы и у нас. От нашей невнимательной и ленивой молитвы не осталось бы и следа, помышляй мы вечером о том, что утром можем не проснуться. Вот только встань на молитву и скажи сам себе: «Это моя последняя молитва». И если удержишь эту мысль в сердце, ум перестанет кружиться по сторонам, а станет оплакивать себя на каждом «Господи, помилуй». А если бы мы думали о скорой смерти всякий раз, как приходят греховные помыслы, то церковный мир (хотя бы церковный!) стал бы намного чище и добрее.
Имеющий страх смертный и смерть ближнего воспринимает с благоговением. Это благоговение заставит отказаться и от музыки, от которой погребение превращается в похороны сицилийского мафиози, и от охапки пластмассовых цветов – кладбищенского мусора, и от вычурных памятников с поэтическими (и не очень) эпитафиями.
Самое главное – это христианское напутствие исповедью и Причащением. Особенно для тех, кто всю жизнь вроде бы и верил в Бога, но дорожку к храму так и не протоптал.
Что можно сделать для умирающего? (Именно для умирающего, а не для умершего, поскольку приготовление к смерти начинается задолго до нее.) Самое главное – это христианское напутствие исповедью и Причащением. Особенно для тех, кто всю жизнь вроде бы и верил в Бога, но дорожку к храму так и не протоптал. Перед смертью человек начинает всё чувствовать по-особому, поэтому не стесняйтесь предложить ему исповедоваться. Естественно, это должно происходить не тогда, когда предсмертная агония уже разлучает душу и тело. В вашем доме престарелый или тяжело больной человек? Так не ждите развязки. Может статься, что Причастие подарит выздоровление болящему или облегчит предсмертные муки умирающему.
А когда человек уже умер, и вы не знаете, что дальше делать, – нет ничего проще: позвоните в храм и спросите. Мол, так и так, соседка говорит, что нужно налить «стопочку» и поставить ее в изголовье с кусочком хлеба. Надо это или нет? Я не имею возможности перечислить здесь все народные суеверия, связанные с покойниками, но священник или церковнослужитель на месте легко разрешит ваши недоумения. Я могу написать, что нужно делать. Нужно молиться. Умирающему принято звать священника, чтобы он прочитал «Канон при разлучении души от тела». В народе этот чин называют «Отходной». Если у священника нет возможности совершить эту молитву, то ее можно прочитать самостоятельно по специальному молитвослову, где указано, что можно читать мирянину, а что – только священнику. Над уже почившим человеком читают Псалтирь все три дня вплоть до отпевания. Душа почившего попадает совершенно в другой мир, и единственное, чем можно ему там помочь, – это молитва и милостыня.
Нет никакой нужды выкидывать бешеные деньги на многочисленные пластмассовые венки, которые гниют и захламляют кладбище. Лучше принести на могилу немного живых цветов, а родственникам договориться между собой, и средства, которые предполагалось потратить на венки, – подать на помин души новопреставленного в разные монастыри и храмы. От этого хоть реальная польза покойному!
Планируя поминальный стол, тоже нужно руководствоваться принципом минимализма. Это ведь не свадьба! Не нужно на поминальный стол ставить крепкие спиртные напитки, вполне достаточно вина.
Последнее: на могиле должен стоять крест, а не нечто квадратное с начертанным «крестиком». Какой будет крест: деревянный, металлический или гранитный – не столь важно. На кресте желательно не устанавливать никаких фотографий покойного, потому что это крест Христов. Если же очень хотите где-то разместить изображение усопшего, лучше это сделать на могильной плите. Иногда для этого даже предусматривают некоторое возвышение плиты, на котором умещаются фото и надпись.
Это самые простые советы, которыми я ограничусь, чтобы не превратить статью в похоронную методичку.
Часто бывает так, что после похорон у членов семьи возникают всякие видения, сны, необыкновенные состояния. Чаще всего это обусловлено нервным расстройством, но бывают и сверхъестественные случаи. Тут надо понять, что смерть человека – пограничная ситуация, когда миры видимый и невидимый пересекаются. И случается, что духи злобы используют это, чтобы напугать других членов семьи, спровоцировать их на какие-то необдуманные поступки: например, обращения к колдунам или суицидальные мысли. Поэтому в таких случаях тоже нужно не постесняться, и если даже все смеются над вашими страхами, прийти в храм и поговорить со священником. Иногда совершенно невообразимые вещи заканчиваются после освящения злосчастного дома.
Старайтесь любить ваших живущих и здравствующих родственников. Имея страх своей собственной смерти, это делать нетрудно.
И последнее. Часто люди каются после смерти своих родственников, что не уделяли им должного внимания при жизни. Что тут посоветовать? Кайтесь в этом грехе Богу и постарайтесь его искупить молитвами и милостынями по усопшему. Но главное – старайтесь любить ваших живущих и здравствующих родственников. Имея страх своей собственной смерти, это делать нетрудно, ведь от знания своего скорого отшествия умилится любое черствое сердце. Умилится – и подвигнется на жалость и понимание своих домашних. А отсюда родятся и уступчивость, и снисходительность, и великодушие к чужим проступкам.
Memento mori: не забудь умереть
В каком смысле смерть должна быть частью жизни?
Еще каких-нибудь сорок лет назад смерть входила в сознание советского ребенка со страниц семейных фотоальбомов. В гробах лежали неведомые покойники, вокруг стояли убитые горем родственники, многие – узнаваемые. Потом в шкафах обнаруживались приготовленные на смерть пакеты: черное платье, туфли, много красной, белой и черной ткани, ленты и кружева, мелкие гвозди, набитая волосами подушечка под голову.
Дальше следовала череда смертей, и каждую затмевала (ну или мне так казалось) долгая процедура приготовлений к похоронам и нескончаемые поминки после. Кто-то обмывал тело, кто-то обивал гроб, а мне, как правило, доставалось крепить к нему черный кант, а после открывать пятьдесят банок с тушенкой. Через девять дней следовали еще пятьдесят банок, через сорок – чуть меньше. Потом полгода и год.
Потом мучительные поездки на кладбища, прополка, высадка цветов, поливка. На громадном кладбище во Фрунзе (теперь это Бишкек) за водой нужно было идти под палящим солнцем едва ли не километр. Я плохо помнила покойника, но хорошо понимала, что цветы обречены. Традиционные ритуалы, окружавшие смерть и память об умерших, к концу советского времени окончательно утратили смысл.
Разумной альтернативой казалась кремация. Урна с прахом хотя бы не требует полива. Церемонию прощания можно устраивать прямо в крематории. Куриная лапша и рис с изюмом перешли в разряд неудобных воспоминаний. Теперь едва ли не главная забота устроителей пристойного траурного собрания – составить соответствующий облику покойника плейлист. “Похоронный марш” Шопена – такое же “некомильфо”, как “Свадебный марш” Мендельсона.
Проблема, в общем, состоит в том, что связанные с погребением или кремацией процедуры излишне централизованы, деперсонализованы, лишены связи с событием, которое они обслуживают. Смерть в рамках этих новых процедур не переживается, а изгоняется. По мне, так она изгонялась и в старых ритуалах (собственно, в этом и состоит смысл ритуалов), но чтобы это понимать, надо отведать и старого, и нового. Поэтому я с умилением читала рассуждения Кейтлин Даути, молодой сотрудницы калифорнийского похоронного бюро, которая пытается ввести похоронную моду на ретро. Камбэк, впрочем, никогда не бывает полным. Собственно поэтому интересно посмотреть на фьюжн, который складывается благодаря усилиям молодой ретроградки.
Кейтлин Даути закончила Чикагский университет, где ее любимыми предметами были средневековые погребальные ритуалы и викторианская готика. После окончания колледжа она решила реализовать на практике свое увлечение смертью, окончила курсы для сотрудников погребальных бюро и устроилась работать в крематорий. Изначальный порыв состоял в том, чтобы устраивать веселые костюмированные похороны, на которых шампанское лилось бы рекой, а капсулы с прахом запускали бы прямиком в космос. Довольно быстро выяснилось, что все это не так просто организовать.
По впечатлениям от первого года работы Даути пишет книгу, в которой будет убеждать читателя перепрочувствовать смерть и сделать ее составной частью жизни. В качестве положительного примера Даути приводит похоронный опыт американских индейцев, который колонисты отвергли как нехристианский: помимо сожжения на открытых кострах, практиковалось выкладывание умерших на открытом воздухе в специально устроенных для этого местах. Позже родственники возвращались, чтобы собрать кости дорогих покойников, отмыть их и унести с собой, чтобы использовать затем в хозяйстве.
Но идеальной Даути представляется не эта практика, а практика самих ранних колонистов, которая, надо признать, мало отличалась от того, что я видела в детстве: покойник оставался в течение пары дней с родственниками, его обмывали, одевали, заворачивали в саван и собственноручно закапывали. Молодой глаз, правда, улавливает существенное различие: отсутствие гроба. Закапывать обернутое в ткань тело, по мнению Даути, гораздо экологичнее, чем закапывать гроб. Кремация же вовсе неприемлема в связи с выбросами углерода, а погребение предварительно забальзамированного тела неприемлемо вдвойне, поскольку средства бальзамирования отравляют почву.
Чтобы донести благую мысль о смерти до широкой публики, Даути создала Орден доброй смерти (в интернете, разумеется), в уставе которого (то есть в mission statement) говорится, что смерть так же естественна, как и жизнь, и потому должна попросту стать ее частью. Особое внимание уделяется современным версиям средневековых руководств Ars moriendi: о смерти надо начинать заботиться не позже, чем о пенсии, составляя завещания, доверенности, инвентарные списки, руководства касательно судьбы аккаунтов в “Фейсбуке” и “Твиттере”. Теперь Ars moriendi больше напоминают Scheduler: есть даже сайт, который ежемесячно напоминает подписчикам, что подготовленные по всем правилам бумаги требуют регулярного обновления – особенно в случае женитьбы, рождения детей и прочих важных событий.
Смерть, понятая как часть жизни, требует – как и сама нынешняя жизнь – неуемной креативности. Почему бы не взглянуть на викторианские традиции траура? Тогда ведь была траурная мода и даже траурные украшения, похоронные кольца, похоронные шарфы и особые траурные визитки. Тело тоже нельзя оставлять без попечения: его можно завещать науке, а можно, по примеру британского философа-утилитариста Джереми Бентама, сделать из него автоикону и посадить в коридоре какого-нибудь особо важного учреждения. Чучело Бентама, состоящее из подлинного скелета, принадлежащего философу платья и набивки из сена, до сих пор сидит в специальной будке в главном здании University College of London. Достойный пример для подражания. Еще один возможный жест: завещать свой череп любящему сыну – пусть он украсит каминную полку в его уютной гостиной. На сей счет у Даути есть даже видеоинструкция. Науке тело надо завещать заранее и обязательно поставить в известность родных, чтобы патологоанатомам из ближайшего университета не пришлось вырывать его из объятий безутешной тетушки. C черепом, впрочем, пока проблемы: правовые механизмы для его наследования в качестве каминного украшения пока не созданы. Но Кейтлин Даути над этим работает.
Пока я смотрела это видео, не веря своим глазам, мне вспомнился эпизод из книги китайского писателя-диссидента Ляо Иу “Интервью со дна китайского общества”. Один из собеседников Ляо Иу, ритуальный гример Чжан Даолин, вспоминает о смерти своего начальника, секретаря партийной организации крематория:
Он умер, хотя ему еще 70 лет не было. У него была страсть врожденная – коллекционировал приглашения на свадьбу, а после пятидесяти начал коллекционировать извещения о смерти. Вся комната была ими увешана. Он говорил, что у китайцев очень бедное воображение: даже в извещениях о смерти всего пара кривых предложений. Пишут по двум стандартным формам. А самое чудное то, что он сам написал извещение о собственной смерти, распечатал потихоньку несколько сотен экземпляров и хранил вместе с завещанием. После его смерти эти извещения так и не отправили, потому что никто прочитать не смог. Там было восемь предложений по четыре иероглифа, половину из которых я не знаю. Там еще по всему тексту были знаки для обозначения пауз – видимо, сам читал не одну сотню раз. Жалко, что ему не довелось самому зачитывать.
Теперь думаю, не отправить ли этот пассаж Кейтлин Даути, потому что лучшего высказывания о тщете ее усилий, кажется, не придумать. Смерть, разумеется, лучше бы сделать частью жизни – как мысль о собственной конечности. В этом виде она может даже наделить некоторым смыслом саму жизнь. Но делать смерть частью креативного потребления – значит распространять сопровождающий нас при жизни ад супермаркетов и дизайнерских бюро на мир иной. Возможно, там нас тоже ждет ад. Но пусть это будет хотя бы другой ад.
Загрузка...